Из рыбаков потомственных как раз Саша Булаш. Сам он не рыбак — кочегар и художник. До пенсии ещё не дорос (до нищенского этого блага!), хотя не так и много осталось, и вот перебивается в наше нелёгкое — особенно в городишках и сёлах, где ни живого места от производства! — безработное время. В зимний сезон, как правило, — кочегар в отопительной. А какие тут у нас отопительные: допотопные — уголёк, знай, штивай да подбрасывай.
Вырос у нас на низу, на улице Кирова, у самого моря. Помню, мама его двух мальчишек за руку водила — Сашу и брата; знать бы, что взрослыми потом, через полвека сойдёмся! Дед наш, Леонид Михайлович, вместе с мамой его в Горкомхозе работал. Привечал всегда её и мальчишек. Я-то помню их только поэтому: ходили всегда мимо нашего дома, и, бывало, у дома как раз дед с их мамой здоровался, да по голове, так всегда поступал с малышнёй, мог одного и другого погладить. Мог при этом — это тоже было в его обычае — сказать, улыбаясь: „Хороший мальчик, не из плохих…»
Смотрю теперь иногда на него (а Саша был младший) — и с трудом, верится, что из того мальчика маленького такой вот дядя представительный вырос! Да ещё располнел слегка. Оно, быть может, и лишнее — нагрузка на сердце. Да, видимо, такова конституция. Впрочем, отца его и деда не помню, как не помню, чтоб кто-то из рыбаков того времени, а жили ведь рядом, через колхоз «Ревхвиля» на море бегали, хоть кто-то бы склонность имел к полноте.
Напротив, поджарые, лица и руки от солнца чёрные (а тело белое-белое — видел, когда изредка кто-то вечером, только лишь вечером, в море купался), жилистые да мускулистые. В то время баркасов моторных не было и в помине, разве что сейнеры да фелюги, а то всё — вёсла да парус. А с вёслами да под парусом — как? То шторм, то бунация (по-нашему — штиль), знай, греби, выгребайся; сети вручную, конечно, тащи-выбирай; так что жизнь рыбацкая никому не давала жирком обрасти.
Не знаю, когда Сашу потянуло впервые к кистям и краскам, но Толя Семилетов и больше даже Коля Осадченко, уже теперь окончательно, его на это подвигли. И что-то, на первых порах, он почерпнул, безусловно, от них.
А потянуло-то море, вернее всего. С отцом и дедом ещё хаживал и рыбалил, не говоря уж о том, что и вырос на нём. И захотелось ему, как это с нами бывает, и от этого не денешься никуда, и рассказать о том, что поразило, а может, и разбудило как раз для этого сердце.
Саша чаще и пишет море. Могу сказать, уже забегая вперёд, что в технике масляной живописи он руку набил, да вот частенько, к сожалению, не пренебрегая этим, пишет по фотографиям или цветным случайным картинкам. Это, считаю, его умаляет. Говорю не в обиду, но без своего, скажем так, композиторства — то есть, композиция должна быть непременно своя, — можно стать и великолепным ремесленником, копиистом, но, увы, не художником.
Может быть, и ошибаюсь по-дилетантски, но и Соня моя в акварелях своих, тоже грешила этим, хотя и в меньшей степени, то есть, копируя, по большому счёту, вносила что-то и от себя, интерпретировала, что ли, по-своему — особенно в портретах, изначально существовавших уже.
Ещё дальше забегая вперёд, скажу, что Салон художественный при Районном доме культуры, который мечтала открыть Людмила Викторовна Фролова, открыт, состоялся, и Саша Булаш при нём, так сказать, и смотрителем, и устроителем уже несколько лет.