Все совпадения - вымышленны . Все события произошли не у нас а в соседнем районе , высоко в горах
Так , на всякий случай ...
На полупустой летней площадке второй час кряду пил водку нестриженный усатый дядька. За столик подсел с чашечкой кофе Жора Беспалый.
- Что празднуем, Стас?
- Стас празднует спас, - хрипло и невесело ответил дядька. – Ненавижу открытый цинизм!
Жора глянул на свою посуду, зачем-то на свои остроносые летние туфли и даже сквозь пустой пластиковый стакан Стаса, цинизма нигде не нашел и поинтересовался:
- Шо такое?
- Театр закрыли.
- Так иди ко мне работать.
- Кем? Комментатором бильярдных матчей? – с горечью спросил Стас.
- А давай, я тебе в своем заведении театр открою.
Стас по-мефистофельски рассмеялся.
- А шо, у меня пока пусто. Може, хоть кто-то зайдет.
- Да брось!
- Та я на полном серьезе. Какой там у вас спектакль должен идти?
- "Вишневый сад"… В моей постановке… Постой, постой. Там же Гаев – заядлый бильярдист. Да и сама Любовь Андреевна не прочь с кием побаловаться… А что…
- Так и я о том. Люди выпьют. Пьяные денег не считают… А мне – реклама бесплатная.
В этот же вечер в бильярдной "Артемида" собралась вся небольшая труппа провинциального самодеятельного театра, в которую на месте влились
две официантки, заполнив временные вакансии Ани и Дуняши. Роли свои они читали по бумажке, запинаясь на каждом непонятном слове.
(Со времен Антона Палыча очень много хороших слов растерял великий и могучий русский язык).
- Утренник морозный… Снова абрикосы померзнут… Вот, Ермолай Алексеевич. Позвольте вам присовокупить. Взял на рынке сапоги, а они, смею вас уверить,
скрипят так. что нет никакой возможности, - бормотал слова конторщика Епиходова безработный инженер Голохватько.
- Отстань, надоел, - очень натурально произнес реплику бывший подчиненный Голохватьки, технолог Савоськин.
- Каждый день случается со мной какое-нибудь несчастье… Я пойду… - отставной инженер добросовестно наткнулся на стул, очень
похоже упал и разбил кружку пива, которую в третий раз подавала ему вместо кваса Дуняша, она же Ленка Белолобова.
- Ленусик! Пива больше не носи. Ему хватит! Крикнул с кухни, из-за кулис хозяин заведения.
Стаc поморщился, но ничего не сказал.
Дуняша бросилась было за веником и совком, но спохватилась, провела пальчиком по отпечатанному тексту и сравнительно быстро нашла:
- Не знаю уж как… Человек он смирный, а только другой раз заговорит – ничего не поймешь.
Действие шло своим чередом.
Варя, с присущим артистизмом восторгалась:
- Душечка моя приехала! Красавица приехала!
Все присутствующие на миг поверили, что барменша Вика в куцем паричке – молодая и привлекательная барышня.
- Выдать бы тебя за богатого человека, и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в Одессу, а потом в Киев… Москву, и так все бы толкучки посетила. Благолепие…
Жора специально вышел послушать это место.
Любовь Андреевна, по жизни Демьяновна, защебетала:
- Как это? Дай-ка вспомнить… Желтого в угол! Дуплет в середину!
Брат по спектаклю и свояк в миру, Гаев-Донцов подхватил:
- Режу в угол!...
Накатанную гармонию актерского коллектива не нарушали ни реплики Жоры, ни жутко прочитанные реплики скороспелых "актрис".
Стас был доволен. Жора в школе оборудовал живой уголок с такой фантазией. Что директору пришлось вдобавок к белке, хомячку и двум ежам, покупать
канареек и попугаев. В "Артемиде" с такими декорациями можно было и "Гамлета" поставить, и Ромео с Джульеттой, и "Вечера
на хуторе близ Диканьки". Приглушенный свет из-под плафона над бильярдным столом здорово напоминал настольную лампу режиссера в зрительном зале.
На вторую репетицию пришел стриженый наголо стеснительный молодой человек. Поиграв мышцами в уголке и подбодренный Жорой, здоровяк
протянул Стасу свою большую ладошку.
- Витя хочет, чтобы в антракте была его реклама. Как по телеку показывают.
Витя молча вынул лопатник и облегчил его от одной сотенной бумажки. Ком возмущения в горле режиссера рассосался на пути к гортани.
Пришлось переставить в первом акте финальную сцену отхода ко сну.
На ее место пришла другая.
- … Мне бы. Любовь Андреевна, душа моя, завтра утречком… двести сорок рублей… проценты по закладной платить…
- Ну, хорошо, Леонид даст… Ты дай, Леонид.
- Дам я ему, держи карман. Отойди, курицей от тебя пахнет! Хотя гриль здесь замечательный. – Опять-таки, не по тексту отмахнулся от землевдладельца Пищика актер Донцов.
- Ему нужно. Он – отдаст!
- А коли так, пускай в банк идет, к Свинтицкому Борису Ивановичу, там и закладные по-человечески, а проценты – так и вовсе Божеские…
Дотоле молча стоявший в уголке управляющий отделением банка зааплодировал.
Действующие лица поклонились.
Воткнуть рекламу автомагазина в чеховский текст оказалось затруднительным даже для режиссера народного театра с двадцатилетним стажем Станислава
Лящука. Однако, квалификация и здесь не подвела.
Обладатель потрепанного москвичонка Сергей Затиркин оканчивал монолог на высокой ноте:
- Здоровье-то у меня лошадиное. Лошадь – хороший зверь. Ей запчастей не нужно, тормозной жидкости не нужно, тосола. Ей – мякину подавай.
А в магазине на улице Чапаева, 18 лошадям делать нечего. Там все из настоящего железа. Не какая-то там мякина.
Затиркин в собственном воображении уже был в яме и ставил на свою старую клячу новые амортизаторы, обещанные бизнесменом за рекламу.
С аптекарями о оптиками было легче. Лакей Фирс не сургучом лечился, как у Чехова, а мумием из аптеки провизора Смехова. Трофимов, вместо
сочувствия всей душой, подарил Любови Андреевне контактные линзы из оптики на автостанции, чтобы она правду лучше видела.
При этом очередной рекламодатель, смахивая пьяную слезу, потянулся к карману, чтобы дать старой даме денег для взятки судье, чтобы
сохранился за ней столь любимый сердцу ее вишневый сад.