Судьбы людские
М.Ф. Гладких, жительница Партизан:
Я не только бабу Шуру спасла я себя спасла...
Мария Федоровна росточку небольшого, щупленькая, а искрящиеся серые глаза на слегка зардевшемся от мороза румянцем лице словно две бусинки на морщинистой ладони.
Волос на ее голове гладко зачесан назад и стянут в небольшую гульку. На ней красная блузка, скромно украшенная недорогой брошью у подбородка, поверх нее кофточка, на плечах пуховый платок.
О таких говорят юркая, непоседа. Даже не верится: как могла эта «козявка» в 78-то лет! тащить на себе женщину, в полтора раза тяжелее ее?
…Случилось это 10 ноября, чуть более полутора месяца назад. Утром Мария Федоровна возвращалась из больницы. Поселок Партизаны перерезает железная дорога и женщине, для того, чтобы попасть домой, необходимо было перейти через железнодорожные пути. Но там, где покороче, шел ремонт полотна и переступать через еще не до конца уложенные шпалы бабушке было тяжело. Поэтому решила сделать крюк и перейти на ту сторону в другом месте, недалеко от элеватора.
Подойдя к железной дороге, Мария Федоровна вдруг услышала крик:
Помогите! Помогите!
О помощи звали с той стороны путей. Она побежала на крик и увидела лежащую между рельсами женщину. Это была 86-летняя жительница Партизан Александра Никитична Кобец. Женщина шла в аптеку за лекарствами и, споткнувшись, упала. Подняться у старушки сил не было: правая нога из-за болезни у нее в колене не сгибалась, вырезана была часть локтя левой руки. Бабушка была грузной, раза в полтора тяжелее подбежавшей на помощь односельчанки. Но раздумывать той не приходилось метров за 300 уже показался скорый поезд, мчавшийся в сторону женщины.
Мария Федоровна схватила старушку со спины под мышки, кое-как приподняла и стала волочить ее за собой, пятясь задом подальше от рельсов…
Поезд промчался от них метрах в двух. А женщины (одной 86, второй 78) стояли в это время, подпирая друг дружку, чтобы не упасть, обнявшись. Плакали. Обе побелевшие от страха, дрожащие от пережитого потрясения. Увидевшая их местная женщина помогла перевести бабу Шуру на дорогу, а потом и отвела ее домой.
Мария Федоровна тоже пошла домой. Дочь, увидев маму, испугалась: на той, как говорят, лица не было.
Я потом, вспоминает она, всю ночь не спала, плакала. Доченька, говорю, я ведь не только бабу Шуру от смерти спасла я и себя спасла. Могла там, на рельсах, и остаться…
…Мария Федоровна Гладких (девичья фамилия Еремчук) родилась в селе Липняшка Добрючковского района Кировоградской области в 1926 году. Отец девочки работал секретарем суда в Кировограде, домой приезжал только на выходные да в отпуск, мама же была колхозницей и жила с сыном и дочерью в селе у родителей.
В 1941 году, когда немцы оккупировали Украину, отца Маруси расстреляли кто-то донес фашистам, что он коммунист. Нелегкая судьба ожидала и его дочь.
Фашисты с первых же дней повели себя как поработители, а не освободители, как утверждала их пропаганда. В частности, жителей Липняшки и других окрестных сел стали насильно сгонять на земляные работы для прокладки автодороги с Кировограда на Киев; по дворам ходили солдаты, отбирая у крестьян скот, птицу, продукты.
Не все среди них были жестокими, извергами, вспоминает Мария Федоровна. Кто придет, попросит поесть, но в основном забирали необходимое силой.
В начале 1942-го года начали массово вывозить украинскую молодежь в Германию. Сначала тех, кто постарше, далее уже и подростков. Пришла очередь и 16-летней Маруси.
В апреле к ним в дом зашел местный староста с немцами и сказал Александре Ивановне:
Собирай, кума, дочь в Германию. И пусть не пробует бежать или прятаться расстреляем всю семью.
Хоть староста и был кумом матери девушки, плач и слезы не помогли. (Вот как поворачивается жизнь, когда крайние обстоятельства вынуждают человека быть самим собой. Кто сохраняет свою душу, не паскудит ее, а у кого оказывается, вместо души нутро. После войны староста отсидел свой срок за предательство и вернулся в родное село. На машине).
Сначала я попала в Польшу, вспоминает Мария Федоровна.
Ей трудно иногда об этом рассказывать, волнуется: дыхание спирает, голос дрожит.
Нас таких, насильно оторванных от родины, рабов, было 8 миллионов в войну. Только 2,5 миллиона с Украины. Не дай Бог кому-нибудь испытать эту неволю!
В Польше нас стали разбирать хозяева: немецкие бауэры, представители с заводов, фабрик. Я попала в город Бойтен, на реке Одер, на военный завод под землей. Это было весной. А в декабре мы с подружкой сбежали оттуда. Ушли ночью и решили идти на восток домой. Но утром попались на глаза полицейским и те отвели нас в гестапо.
В гестапо девушек спросили: откуда они? Чтобы не подвергать опасности жизнь родных на Украине, наплели, что, мол, с Винницкой области.
16-летних девчонок раздели, высекли плетками и бросили в камеры-одиночки на две недели. А потом отправили в Равенсбрюк (Германия), в женский лагерь. Там содержались военнопленные врачи, медсестры, другие. Худенькие, грязные, измождённые девочки вызвали жалость у многих, среди которых была и Екатерина Васильевна Клён, сербка из-под Одессы, хорошо владевшая немецким и французским языками, тоже военнопленная.
Отправьте этих девочек на какой-нибудь завод, не делайте из них жертв, попросила она коменданта лагеря.
Жертвами беззащитные девушки и женщины ставали в плену по-разному. Кто помирал от голода, непосильного труда, побоев.
В девяти километрах от Равенсбрюка был специальный лагерь, куда свозили красивых, молодых славянок. Сначала их спаивали, потом насиловали. Не выдерживавшие позора, униженные украинки, польки, русские, белоруски бросались на проволоку ограждения с высоким напряжением, предпочитая смерть такой жизни.
Из кожи красивых мужчин и женщин нелюди делали себе перчатки, кошельки, дамские сумочки. Малолетних детей откармливали для того, чтобы скачивать с них донорскую кровь раненым гитлеровцам на фронте...
...Отправили беглянок в Лейпциг, на крупный военный завод.
Туда, вспоминает Мария Федоровна, около 650 советских военнопленных гоняли на работу и с работы в цепях, чтобы никто не сбежал.
Нас заставляли делать гильзы к патронам. Мы брак делали. Наверное, ни одного дня не проходило, чтобы я не получила крепкого подзатыльника. Для фашистов узники людьми не были мы были для них «русскими свиньями».
И вот Мария опять решилась бежать. На заводе работали немцы. Девушка подстерегла немку-уборщицу, когда та ушла вглубь цеха, прошмыгнула в раздевалку, переоделась в ее одежду, подкрасилась пудрой из дамской сумочки той, одела на голову шляпку с вуалью и прошла через проходную на улицу.
Она прошла только четыре квартала, когда услышала сзади себя лай овчарок. Собаки догнали ее, порвали руку (Мария Федоровна показывает рубцы на правой руке), ноги, грудь. Девушку вернули назад на завод, избили плетками...
...В апреле 1945-го года советская авиация разбомбила завод с которого Марии сбежать так и не удалось. Горели корпуса предприятия, жилые бараки подневольных рабочих, когда тех начали сгонять в колону, чтобы перевести в другое место. Куда никто не знал.
Немцы же к концу войны стали немножко другими. В 42-м году скованным цепями узникам, перегоняя их как скот с места на место, сухпайки фашисты на дорогу не выдавали. 26 апреля 1945 года, уводя пленных с территории пылающего завода, выдали каждому по банке тушенки и буханке хлеба. Не было у конвоя и выдрессированных собак. Страх двигал поступками надзирателей, а не чувство сострадания.
Ни хлеба, ни тушенки никто из пленных не ел люди боялись, что их отравят.
Когда немцы устроили изнуренным, голодным узникам двухчасовой привал, Маруся с одной из подруг опять решилась бежать. Охрана колонны вела себя беспечно, собак не было. Рядом тянулся большой ров, за которым простиралось картофельное поле. Девчата перекатились через ров и поползли в картофель. Расползались по сторонам не только они, но и другие смельчаки немцы, расположившись за шнапсом и закуской, не особенно зорко следили за заключенными.
За полем тянулась лесопосадка, а за ней стога соломы. Добравшись до них, девушки увидели, что в соломе копошатся уже другие беглецы, тоже решившие спрятаться.
Это было 26 апреля 1945 года. А через 5 дней, 1 мая, одетых в спецодежду, с крестами на груди и спине людей увидели в бинокль американские солдаты.
Нас было человек восемь, вспоминает Мария Федоровна, и выглядели мы ужасно. Люди были до того истощены, обессилены, что не могли самостоятельно встать на ноги. К тому же, увидев приближающихся на лошадях военных, мы не могли сразу понять: немцы или свои? Если немцы расстреляют, а если свои?
Три с половиной года немецкого плена закончились для Марии благополучно. Подлечившись, окрепнув, девушка думала лишь о скорейшем возвращении домой, о встрече с родными, близкими. Но случилось иначе.
К бывшим узницам пришел офицер одной из воинских частей, русский, и стал расспрашивать: кто с Украины и кто умеет хорошо варить борщ?
Довелось Марусе Еремчук до сентября 1945-го года варить украинские борщи советским солдатам, так соскучившимся за годы войны по домашней пище.
Родные дождались девушку живыми. А она, выучившись в медучилище, стала медсестрой, вышла замуж.
Муж у меня был военным, говорит Мария Федоровна. И (смеется) был ужасно ревнивым. А я была молодая, интересная такая, непоседа, работала в военном госпитале и он запретил мне работать.
Пришлось ей опять борщи варить стала поварихой.
Сейчас Мария Федоровна живет с зятем, дочерью и внуками в Партизанах. Боль пережитого плена не утихает ни в душе, ни в теле женщины. Навсегда остались рубцы от клыков немецких овчарок на ноге, руке, груди: хронически болеют застуженные бронхи. Не изглаживаются те годы и в памяти. Бойкая, непоседливая по характеру Мария Федоровна Гладких возглавляет сегодня общество бывших узников концлагерей первичной ветеранской организации в Партизанах. Их, бывших остарбайтеров, осталось в поселке 50 человек. Мечтает, чтобы об их судьбе, нелегкой молодости было больше написано, рассказано нынешней молодежи.
У меня очень хорошие дочь, зять, внуки Андрюша и Саша. Старшего мы уже выучили, а Саша в 10-м классе.
Бабушка, расскажи мне нашу историю, просит частенько меня. И я рассказываю ему о прошлом нашей страны, о войне, обо всем, что сейчас не пишут в учебниках. Часто выступаю в школах перед детьми. Мы не должны забывать о том горе, которое принесли украинскому народу фашисты. Никогда. И прощать этого им нельзя.
Плачет.
Ну, не надо плакать, Мария Федоровна. Вам, кстати, сегодня как больше приходится: плакать или смеяться?
Всяк бывает, уже улыбается.
И глаза опять светятся задорными искорками, щечки румяные ну, словно гроздья калины, покрытые утренним инеем.
Анатолий Коломиец