Как и Мальцев, из селян изначально, вполне так можно сказать, и друг детства моего, с того же сорок третьего года, Лёня, Леонид Григорьевич Колбасенко. Я уж не раз поминал его — а тут, к слову — и без всякого круга.
Помню, папа его, дядя Гриша, развозил по городу хлеб на лошадке — от пекарни по магазинам. Невысокий, в серой кепочке с пуговкой, голос с хрипотцой, неунывающий, по-моему, никогда; он шёл, держа вожжи, частенько рядом с лошадкой: чтоб не перегружать, „старушку», когда зелёная фанерная будка полна была хлебом. Мерно постукивали колёса по булыжнику мостовой, и какой аромат этого генического, выпеченного талантливо хлеба (нет такого теперь — утеряны рецепты? ушли навсегда мастера ?), с хрустящей поджаристой корочкой, неповторимого вкуса, хлеба нашего детства — уже после сорок седьмого, голодного, — какой аромат развозил он по улицам города! Разве забыть ?
Нет, к хлебу Лёня пришёл не сразу, не вдруг. Железнодорожный техникум после школы, кочегар на паровозе, помощник машиниста. А потом взяла да земля потянула — окончил Сельскохозяйственный институт в Мелитополе и вернулся домой. Здесь, в колхозе, в селе Фрунзе, неподалёку от города (это туда уходили мы в сентябре сорок первого, ещё с мамой, когда заворотили нас немцы, мотоциклисты), и проработал он едва не всю жизнь. В конце концов, стал главным инженером хозяйства, большого, успешного. И хлеб сеяли. И сады ломились от фруктов. А какое поголовье скота — свиньи, коровы, овцы!.. Потом, с его опытом, в районном Сельхозуправлении, уже во времена развала вселенского, несколько лет работал — до пенсии.
Кстати, и он, и Мальцев говорят в один голос, что большие хозяйства — не так уж и плохо! Есть свои преимущества по сравнению с фермерством, тем более, в нашем правовом беспределе. В хозяйствах, таких, как у них, зажиточно жили люди, уверены были в завтрашнем дне.
Конечно, когда палкой, винтовкой, вернее, загоняли в колхозы, оно Голодомором и кончилось. Но когда из войны-то поднялись, да Умная Голова (это уже от себя говорю — они о себе не скажут), и более-менее независимая хотя бы от Горкомов и прочего, тут, и как ещё, разворачивались да богатели. И сколько, хотя бы в районе нашем, было колхозов-миллионеров! Всё разрушено теперь — больно смотреть.
С этой стороны, во многом просветил меня Лёня.
Мы с ним иногда собираемся на мальчишник — он да я, -покупаем пачку магазинных пельменей, да помидоры там с огорода или джуралка, смотря по времени года, да четвертинка коньяку или водки (нам этого хватает, вполне), и решаем, бывает, чего не бывает, „мировые проблемы».
Книгами ещё делимся, которые попадаются ему или мне и проливают свет, скажем, на личность Бориса Николаевича Ельцина. Или — на жизнь и смерть Исаака Бабеля. Жизнь, увы, не такую простую — для тех, кто связывает его однозначно с ЧК. Или — на гибель эту страшную АПРК (атомного подводного ракетного крейсера) «Курск» 12 августа 2000-го, прошлого года.
Вот они проблемы — мировые, не мировые, но мы люди, и это не может нас не затрагивать.
А чтобы продолжить повествование моё, что ж, не мирового масштаба, главу эту, может быть, и несколько затянувшуюся, пора заглянуть мне туда, где намечал я круг-то этот второй. О ком ещё не сказано здесь ? Варакина и Фролова ? Булаш и Семёнов ? Никишичев ? Павлова ? Кажется, все. Хотя условно, конечно. Сколько ещё людей, в кругах каких бы то ни было, с кем приходится и приходилось общаться! Да не обидятся они на меня — те, кого, чисто по техническим, как говорится, причинам, не упоминаю на этих страницах.