Его называли странным учителем. Юрий Степанович Сологуб работал учителем математики в Генической школе №4 (где я училась позднее), назначили его к нам и классным руководителем.
Человек он был большого ума и высокой эрудиции, стеснительный, интеллигентный. Нас, учеников седьмого класса, он называл на «Вы». Это было очень уж непривычно.
Свой предмет он настолько хорошо знал, что к нему обращались всегда студенты высших учебных заведений, зная, что он один сможет помочь. Никакого вида оплату он никогда не принимал. Он один мог разобраться в олимпиадном задании и выявить быстро ошибку или опечатку, если она присутствовала.
Он был особо талантлив в области науки, которую любил безмерно. Об этом человеке были наслышаны коллеги Херсона, Киева, Москвы, о нём ходили легенды.
У доски, к примеру, он виртуозно объяснял задачу, и увлёкшись, мог быстро писать, как обычно, левой, а потом и правой рукой, и вдруг тут же стирал написанное, так как доски, понятно, никогда не хватало.
При таком темпе и своеобразном творчестве (он мог продемонстрировать на уроке даже несколько вариантов решения), не всегда некоторые ученики могли за ним успеть записывать.
Я же, поняв принцип, приспособилась к такой «стенографии», практически не глядя в тетрадь, только соблюдала правила строки, ведь главное — чётко рисунок нанести на листок. Мне такая система ни раз потом помогала в университете на лекциях.
Легко почему-то было понимать математику у Юрия Степановича и очень интересно.
Захватывало, видно, само его любовное отношение к данному предмету. Да и мои одноклассники: Прошин Вова, Рогожкин Серёжа, Святный Толик, Ивашко Валя, Чеботарёва Люба, Булгаков Саша прониклись большой симпатией к математике.
Многие из них поступили в вузы, где профилирующим предметом была «царица» наук.
Юрий Степанович воевал, был ранен, но, пройдя войну, оставался очень добрым, не ожесточился. Не мог, порой, «держать» дисциплину в классе. И, когда мальчишки начинали «бузить» на уроках, приходила на помощь учителю я. Начинала стыдить, высмеивать или просила выйти из класса по-хорошему.
Теперь, через много лет, понимаю, что я тоже, по- своему, использовала иногда его доброту и наивность. Когда очень хотелось уйти с последнего урока (по весне особенно) группой, а то и всем классом в кино, на приводу или на футбол, мы отпрашивались у руководителя.
Как он договаривался с учителями, — Бог знает, но всегда удавалось.