О Генических рыбаках и Азовском море
 
Виталий Пихуля
С высоты нашего времени легендарная парусная эпоха кажется, призрачной и далекой.. Море же Азовское по прежнему катит свои бесчисленные волны.
Оно то щедро одаривает человека своими нерукотворными сокровищами, то вдруг обрушивается на него с неистовой яростью. Много трагедий, связанных с
крутым нравом моря, хранит память генических берегов. Вот лишь некоторые из них, взятые за небольшой отрезок времени штормом 1934 года выброшен в район детского
пляжа двух мачтовое парусное судно. Декабрьской ночью 1935 года, у промоины, к самой железной дороге прибита волнами шхуна.
В мае 1936 года у юго-восточной
оконечности острова Бирючий ушло в пучину судно «Комсомолец».
В 1949 году у Бердянского мола разбито штормом 2-х мачтовое рыбзаводское судно «Интернационал». Не было сезона, чтоб кто-нибудь не утонул, чтобы не унесло
в море или не разбило в щепки несколько баркасов.
Но люди как и много лет назад , близки и неразлучны с морем. О труженниках моря потомственных генических рыбаках этот документальный рассказ.
.Фамилия Николаенко принадлежит древнейшей династии генических рыбаков. Старшей из них Семен - участник Цусимского сражения.
Сын его Данил - участник 1 мировой войны и боев с германо-турецким крейсером «Гебен». Сын Данила Семеновича Александр служил на Тихоокеанском флоте
на эсминцах. Он участник Второй мировой войны.
Это было в 1936 году, Тихие весенние сумерки опустились над Геническом. Сумерки, которые бывают только в мае, когда в воздухе пахнет цветущими деревьями и жареной рыбой.
В десять часов вечера трое из четырех человек команды были на судне. Предстояло идти к Обиточной косе под загрузку свежим бычком. К выходу все было готово,
если не считать отсутствующего моториста. Одномачтовая парусно-моторная «Полундра» водоизмешением до 10 т. имела небольшой нефтяной моторчик "Победа" и два
косых паруса. Шкипером был Данил Семенович Николаенко, матросом - его сын Александр, помощником моториста - Николай. Александр уже подготовил трюм,
протер от керосиновой копоти стекла топового и гакобортного фонарей, приладил поврежденный юферс, и теперь в ожидании запуска двигателя смотрел, как внизу,
за бортом, прыгает напуганная сельдью хамса. С мотором неладилось, но вот, наконец, многократно чихая, он завелся.      
Швартовы отдали далеко за полночь. Портовые огни растворились в темноте. Лишь красный свет Генического маяка прощально светил вслед уходящему судну .
К восходу обошли Бирючий. Солнце все ярче окрашивало оранжевыми лучами летящих за кормой чаек и круглую в в 81 фут, башню маяка. Юный и утренний ветерок бодрил прохладой. Молодость удерживала в сознании юноши ощущение долгой, почти бесконечной жизни. Дерзостные его мечты носились сейчас и направлениях всех 32 румбов. Подобно отцу и деду он чувствовал море, любил скупую прелесть азовских берегов.
     
«Полундра» шла в двух милях от Федотова мыса. Им нельзя было не залюбоваться. В верхней обрывистой его части красовалось несколько ветряных мельниц,
а по краям две белые церквушки. Дальше исчезала в дымке пересыпь. Храмы - вечные путеводные ориентиры рыбаков - стройные белые красавцы. Они стоят почти в каждом селе: в Степановке и Новоконстантиновке, в Царедаровке и Райновке.. Но самая красивая - с колокольней, пожалуй, в Орловке. Размечтавшись, он вспомнил как следуя однажды в Бердянск, впервые увидел шесть княжеских курганов, выстроившихся цепью у корня Обиточной косы.      
- Садитесь есть, уха готова, - крикнул Николай. После еды разморило, потянуло в дремоту.
- Не было б непогоды, - заметил шкипер. Между тем ветер крепчал. На планширь пыталась сесть перелетная птица. В полутора милях от них, чуть накренясь,
на всех парусах шла в Геническ шхуна «Елена». Долго она оставалась на виду, пока не растворилась в дали горизонта. Александр любил парус! Они окрыляли его мечты, и теребили в нем чувства молодецкой удали.      
К Райновке подошли вечером и футах в 60-ти
от пристани стали на якорь. Николай разобрав для починки мотор а шкипер с сыном стали готовиться к погрузке. Но баркас с бычком так и не
успел подойти к ним.. Налетел первый, невиданной силы, шквал. Море покрылось рябью, на берегу, поднимая пыль и мусор, закружили столбики смерчей.
Выбрать якорь или подтянуться к пристани было невозможно. Каким-то, почти звериным чутьем Александр ощутил всю серьезность их положения.
Полундру могло разбить о берег. Оставалось одно - уходить в море.
- Как только судно рискнет вправо.- тревожно закричал шкипер, -отдай жвака-галс .Тяжелая цепь плюхнулась в воду и вместе с якорем осталась на дне.
- Парус ! Поднимай парус!
Но Александр больше угадывал, чем слышал команды отца. Подобно кошке, он бросился к мачте, но не успел выпустить из рук фал, как порванный шквалом триссель заполоскал на ветру.
Быстро поднял кливер и закрепил шкот, наскоро смотав, гафель с гиком (рангоутные деревья для крепления нижней и верхней шкаторины трисселя), он пробрался на корму. Качало. Ветер, неистовый и напряженный, усиливался. Над потемневшим морей тащило низкие рваные облака. Близилась ночь. Крутые валы волн то бросали «Полундру» в пучину, то поднимали на гребень. Шторм набирал силу. Шум моря, вой ветра и скрип рангоута смешались в единый неумолкающий стон. Судно шло левым галсом с креном в 35 на правый борт. Несомое бурей, кряхтя и содрогаясь, оно уходило все дальше и дальше в черную непроглядную ночь. Свирепый Ливанд (восточный ветер) осыпал палубу осколками волн. От обилия пены море светилось. То былстрашный свет необузданной стихии. .Во мраке этой тягостной ночи, да и вообще в тяжелые критические минуты, Данил Семенович был предельно собран и спокоен .Он не боялся моря.Вся его жизнь была связана с ним. В детстве он рыбачил с отцам, затем служил на линкорах «Евстафий » и «Ростислав». Море было для него и счастьем, и страданием, - оно кормило его пятерых детей. Непроизвольно в памяти шкипера всплыл эпизод боев на Черном море.      
Шла первая мировая война. Обстреляв Трапезунд, ноябрьским туманным днем 1914 года русская эскадра возвращалась в Севастополь.
Внезапно, в районе мыса Сарыч из дымки показался силуэт линейного крейсера «Гебен». Это был корабль-крепость - гордость германского и турецкого флотов. На «Евтафии» открыли огонь и первым же залпом накрыли вражеский корабль.. На «Гебене» начался пожар. Русский линкор тоже получил тогда четыре попадания. Было сразу убито более 30-ти человек и почти столько же ранено. Тогда шкипер впервые глядел в лицо смерти и видел ее вокруг. И за что человеку такие испытания ? Взять хотя бы отца -участника крупнейшего в истории Цусимского морского сражения . Он был матросом на Авроре. И во время боя в проливе был контужен разрывом снаряда . Отец был воинственым и разгорячившись, не раз повторял «Головы своей не пожалею, детей сиротами оставлю, , а Россию не отдам .»      
От резкого неожнданногу толчка, оборвавшего мысли Данил Семенович едва не свалился за борт. Судно круто накренилось и стена тяжелого вала воды невиданной высоты с треском рухнула на корму. Еще бы немного и их перевернули.
     
- Сынок! - пересиливая шум и подбадривая не то себя, не то сына выкрикнул шкипер. - Справа по борту должны быть огни.
Что притих ? Мы прийдем в Геническ. Обязательно прийдем. Только бы не проскочить Бирючий
- И мертво сжав румпель, вел судно по ветру наугад .
Всю ночь без якоря и компаса, без двигателя и огней, едва слушаясь
руля «Полундра» оставалась во власти урагана. Но только забрезжил рассвет, как ветер стал стихать. В это время на траверзе справа,
милях в пяти, Александр и увидел долгожданные спасительные огни. То был поселок Примпосад.
«Не проскочили», ликовал Данил Семенович.
Стало почти светло. Море, играя стеблями оборванной камки, успокаивалось. Ветер быстро ослабевал. И когда до юго-западной оконечности Бирючего оставалось около десяти кабельтовых, судно остановилось. Лишь теперь Николаенко-старший выпустил руль и перекрестил сына и себя .       Живущим у моря хорошо знакомо состояние природы когда паруса подобно крыльям мертвой птицы безнадежно зависают на лодках, замерших на плоскости летаргически уснувшей воды. Моряки не любят бунацию (штиль, безветрие). От бессилия что-либо сделать, от бездействия люди, страдают не меньше, чем в туман и шторм. Ведь штиль может длиться часами , а иногда и сутками. Ветер хоть и стих, но море по прежнему шумело, а кратковременный отдых был просто желанным. Через некоторое время «Полундру»заметили с острова рыбаки и отбуксировали к берегу весельным баркасом.
Пока отец зашивал парус сын тщательно осмотрел судно и трюм. Краска сильно смылась и полоса ватерлинии, красиво отделявшая сероголубой борт от смоленого днища, теперь едва угадывалась. После двухчасового штиля ветер переменил направление. Сначала он дул робко и неопределенно затем уверенно и смело.      
- Широко - попутный. Ну что , сынок, с Богом.
И судно на всех парусах пошло к родному берегу. Как только обогнули вест-зюйд-вестную оконечность острова, на высоком берегу открылась панорама Геническа. В лилово-серебристой дымке обозначилась труба и пятиэтажная мельница, затем Успенский собор с колокольней, а через несколько минут и сам маяк. О прошедшем напоминала лишь усталость да обрывки сетей - след штормового разбоя - сиротливо пляшущие на мутных охристых волнах. Когда подходили к городу обратили внимание на большое скопление народа. Одни стояли у кромки обрыва , другие на берегу, третьи на площадке Городского сада. Они махали им фуражками и руками. Почему их так много? Люди подходили к пришвартовшемуся судну. Глаза некоторых слезились. Это была радость встречи и боль утраты. Оказывается этой злополучной ночью затонуло судно «Комсомолец». Погибли все.
Домой с отцом шли молча .Время отсчитывало свой ход, а 18-летний юноша Александр еще не ведал, что судьба уже уготовила ему сложную неразлучную с морем жизнь.
Скоро его переведут на шхуну «Елена».
В 1938 году он станет моряком-сигнальщиком Тихоокеанского флота на эскадренных миноносцах. В 1942 году уйдет добровольцем на Флот.
Пройдет с боями Молдавию и Румынию, Болгарию и Австрию, будет контужен под Сехешфехеваром, закончит войну под Будапештом. Да и в мирное время после войны,
ему предстоит еще не один жестокий шторм.
С той злополучной ночи прошло 58 лет, 9 месяцев и 1 день а память Александра Даниловича по прежнему хранит эти события, как только что прошедшие.
Мы беседуем с ним в теплой уютной комнате . На столе лежит книга о русских мореплавателях.
- Скучно мне здесь, на берегу, как в клетке,      
- сокрушается он, в море бы податься, да не пускают.
Страшно тогда было - задаю я неожиданый вопрос, возвращающий к событиям 1936 года .      
- Страшно ? - переспросил он, задумавшись.      
- Обыкновенно, как на войне.      
Вернуться в раздел Статьи и публикации
Вернуться на первую страницу сайта
|