По какому- то соображению командования 276 сд,
в обороне Стрелки стоял не весь 873 стрелковый полк, а только один из его батальонов – Второй.
Батальон имел полковую нумерацию стрелковых рот - номера 4, 5 и 6.
Для обороны Геническа батальон выдвинул одну роту
– Четвертую. Остальные две роты: Пятая – занимала взводами передовые окопы у Промоины и окопы второй линии,
а Шестая составляла резерв, находясь при штабе батальона в Генгорке.
При таком раскладе, главную линию обороны за
рвом и колючей проволокой, занимать было уже некому, требовалась ещё хотя бы одна стрелковая рота.
А без войска вся система инженерных сооружений
являлась делом бесполезным. Возможно, сюда собирались поставить Четвертую роту, после отвода из Геническа,
но это не лучшее решение: во первых, отступавшие могли притащить на своих плечах противника,
во вторых, рубеж должен был занят заблаговременно, что бы войска имели время устроиться.
Одного батальона для полноценной обороны явно нехватало.
Странное создалось положение: генерал Савинов докладывает
в штарм, что у него Арабатскую Стрелку, как и предусмотрено планом, обороняет 873 стрелковый полк,
но на самом деле от полка там стоит одиночный батальон, причём,
от батальона в мелких окопчиках первой и второй линии сидит только одна стрелковая рота.
Главная позиция войсками не занята,
единственный дот пустует. В Геническе одна рота на четырёхкилометровый обвод города.
Такое вот выполнение приказа командарма на оборону,
такая вот оборона. Ещё одна несообразность: штаб батальона располагался в поселке Генгорка,
в целых девяти километрах от передовых позиций и в четырёх километрах сзади береговой батареи
и главной линии обороны.
Ничем не оправданное удаление штаба
от позиций батальона являлось ещё одним слабым местом обороны,
существенно ухудшая управление боевыми действиями.
Сообщение батальона со своим полком
на Чонгарском полуострове осуществлялось парусными и моторными баркасами генических рыбаков,
мобилизованных для этой цели, и это опять же было ещё одним слабым местом обороны из-за малой вместимости баркасов,
долгого пути перехода через Сиваш (до полутора часов),
зависимости от погоды и уязвимости утлых суденышек
при нападении с воздуха.
О том, что бы какими-то мерами (резервами)
компенсировать эту слабость, командование полка и дивизии не побеспокоилось.
Не обеспокоилось командование полка и
батальона организацией артиллерийской поддержки своих войск на Стрелке.
Да, на главных позициях стояла мощная береговая батарея, но связь от батальона к артиллеристам протянуть не удосужились,
о взаимодействии договориться не расстарались, так мало того, как показали последующие события, командиры рот
вообще знать не знали об этой батарее.
Сегодня можно только удивляться, как можно было так,
спустя донельзя рукава, даже не потрудившись вырыть нормальные окопы, не ознакомившись как следует с местностью,
не наладив взаимодействия с артиллерией, расчитывать на успешное отражение противника.
То ли дивизионные, полковые и батальонные командиры
считали, что у них есть ещё время, то ли надеялись без особого труда безопасно отсидеться за проливом, взорвав мосты.
Они, видно, ещё не знали, насколько наказуема бывает на войне самонадеянность и халатность.
А между тем, враг ждать себя не заставил.
Передав оборону разъезда Сальково Второму мотопехотному батальону своей дивизии, разведбат Мейера
в 7.00 утра, 16 сентября, выступил к Геническу.
Штурмбаннфюрер пишет, что в задачу батальона
входило взять город и перекрыть третий по счёту проход на полуостров
Крым. Большего от него, вроде, не требовалось; о прорыве в Крым по узкой 110-километровой
косе речи, якобы, не велось.
Может и так, закупорить выходы из Крыма,
обеспечив тем самым южный фланг наступающих на Мелитополь войск, для немецкого командования тоже было необходимой мерой.
Колонна эсэсовского разведбата в тучах пыли
медленно двигалась по разбитой грунтовой дороге.
От Сальково до Геническа порядка 20 километров этот путь занял у немцев почти полтора часа.
На подходе к городу Мейер не стал разворачивать
батальон в боевой порядок, то есть, был уверен, что сопротивления не встретит.
Около 8-30 батальон втянулся в пригороды, при этом не прозвучало ни одного выстрела:
Четвертая рота, заблаговременно обнаружив движение противника, покинула Геническ и ушла по мосту
на Арабатскую Стрелку.
В пригороде немцы вначале осторожничали,
опасаясь засады, затем на предельной скорости мотоциклы, бронетранспортеры, танки, грузовики устремились по
улице Ленина в восточную часть города, к порту.
В центре городе вспыхнула суматоха.
Немцы захватывают группы военных и одиночек из разных частей, не успевших покинуть город.
Они настигают колонну грузовиков, пытавшуюся уйти в сторону Мелитополя.
В это самое время грохочет взрыв – саперы 873
полка подорвали железнодорожный мост через пролив Тонкий.
Взорвали неумело, что-то у них не сработало
и разрушенной оказалась только одна мостовая опора из восьми,
а полотно настила в этом месте изломом опустилось в воду, образовав неширокую, в несколько метров брешь.
Грохот взрыва со стороны пролива напомнил Мейеру
о существовании моста, захвату которого стоило бы уделить первоочередное внимание, вместо того, что бы ловить пленных на улицах.
Штурмбаннфюрер отправил к мосту Вторую мотоциклетную роту.
Полсотни трёхколесных машин лавиной устремились по ул Свободы (быв. Ленина), по спуску улицы Пушкина к
вокзалу, к железнодорожному мосту.
У немцев пулеметов много – на каждом третьем мотоцикле.
Первым делом они взяли под контроль
пролив и берег на крымской стороне, расставив пулеметы на береговой железнодорожной рампе вокзала,
у въезда на мост, в окнах производственного здания тогдашнего хлопкозавода, выходящих на пролив.
Этим дело не ограничилось.
В книге у Мейера: «Оперативное вмешательство
2-й роты позволяет соорудить временный переход через узкую полосу воды».
Немцы перекрыли брешь, использовав мостовой аварийный запас рельсов и шпал.
«Временный переход» сделал возможным
переброску на другой берег, по крайней мере, мотоциклов с колясками.
Кроме железнодорожного моста
существовал тогда через пролив и наплавной пешеходный мостик на понтонах.
В километре от моря пролив делает поворот, так пешеходный мостик располагался перед самым поворотом, в створе спуска
улицы Пушкина, а железнодорожный мост – сразу за поворотом.
С взрывом железнодорожного моста саперы
замешкались, а на пешеходный времени и вообще не осталось.
Немцы же не зевали, у Мейера читаем:
«2-я рота … быстро захватила пешеходный мост через узкий пролив, соединяющий Сиваш с Азовским морем, и уберегла его от подрыва».
Всё это немцы проделали под ружейным
и пулеметным огнём наших рот из-за Промоины.
При этом командир мотоциклетной роты получил пулю в голову, но в общем, из-за километрового расстояния
и слабой стрелковой подготовки бойцов, огонь не был настолько эффективен,
что бы помешать немцам захватить мосты и обеспечить себе доступ на косу Арабатская Стрелка, или, если кому угодно – в Крым.
Что произошло дальше, для командира
немецкого батальона явилось неожиданностью и, как он пишет, осталось загадкой: цепи стрелков из-за
Промоины двинулись к проливу.
«Рота за ротой медленно, но неуклонно
двигались к нашему обрывистому берегу, обрекая себя на верную смерть или плен».
Да, именно так полагалось по боевому
уставу пехоты Красной Армии: плотные цепи, локоть к локтю, цепь за цепью.
Немцы по своему обыкновению
подпустили атакующих ближе, прежде чем заработали их пулеметы. Одних скосили свинцовые очереди, другие,
бросив оружие, подняли руки, кто-то сумел вернуться в окопы за Промоину.
В течение самого короткого времени на
песчаном пятачке острова Крачиный погибло или попало в плен до полуторы роты бойцов.
Минометчики пытались огнём поддержать атаку стрелков,
но сделав несколько залпов, были расстреляны в своих мелких окопчиках прямой наводкой немецкими 88 мм. зенитками из города.
Никакой загадки в безумной атаке этих рот нет.
До командного состава 51 армии доведено было, что командир, допустивший прорыв противника в Крым,
подлежит суду военного трибунала.
А немцы - вот они, уже в Крыму, прошли
по невзорванным мостам на глазах у наблюдавшего из передовых окопов командира 873 полка полковника Киладзе.
Судя по всему, полковник намеревался
атакой обеих рот (Четвертой и Пятой) выбить противника за пролив,
отогнать стрелковым и минометным огнём подальше, дать возможность саперам уничтожить мосты.
Насколько был выполним в данных обстоятельствах
этот план, Киладзе, видимо, не соображал в страхе перед трибуналом; он послал роты взять немца «на ура»,
по голой и ровной местности, под перекрестный пулеметный огонь,
в то время как за спиной у него, всего в четырёх километрах, стояли под маскировочными сетями в готовности
к открытию огня, четыре морские четырехдюймовки, способные самостоятельно, без участия пехоты
решить проблему с мостами, только дай знать.
В 51 армии и единый условный сигнал
был установлен на открытие артогня - три зеленые ракеты. Три зеленые ракеты – и мост превращается в обломки… .
Сколько уцелевших бойцов собралось
в окопах у Промоины после той атаки, никто сегодня не скажет,
может взвод, может больше; да ещё взвод сидел во второй линии окопов, и это всё, что осталось от Четвертой и Пятой рот.
И только одна полнокровная рота
осталась у батальона - Шестая, в Генгорке.
Что предпринял в этой ситуации
командир полка известно из приказа по 51 армии:
«Находившийся 16.09 на Стрелке командир 873-го стрелкового полка полковник Киладзе с завязкой боя
позорно, трусливо, самовольно уехал со Стрелки…».
Обращаемся вновь к
тексту книги бывшего командира эсэсовского разведбата: «К 9 часам (берлинского времени, т.е. 11 часам Москвы)
атака отбита. 1-я рота, миновав временный переход, проводит разведку в южном направлении.
У меня есть план создать плацдарм и насколько возможно дальше продвинуться к узкому перешейку».
Стало быть, намерение прорваться по
Стрелке у немца всё же было.
1-я рота эсэсовцев действительно
провела разведку боем в южном направлении, но не сразу, потому что в 10 часов 50 мин.
перед мостом разорвался первый снаряд тяжелой артиллерии, за ним – второй, и
начавшийся интенсивный артиллерийский обстрел вынудил немцев убраться за мосты.
Противнику стало не до разведки и
случилось это именно к 9 часам берлинского времени, т.е. к 11 часам Москвы.
Это было так во-время, как бывает только в кино, но было на самом деле.
Огонь вели канонерки Азовской военной флотилии,
подошедшие по заявке штаба ЮФ.
Корабли появились у входа в Утлюкский лиман
с рассветом 16 сентября и могли бы сразу включиться в боевую работу, но
не имея связи с сухопутными частями, обстановки не знали, из осторожности вначале были высланы к Геническу катера.
Осторожность оказалась к месту, как
пишет бывший штурман дивизиона канонерских лодок Перекрест:
«Городок издали выглядел совсем мирным. Но, как только к нему приблизились наши катера, он неожиданно встретил их пулеметным огнём.
На холмах мелькнули вспышки орудийных выстрелов и
вскоре неподалеку от кораблей начали рваться снаряды».
Не отвечая на огонь, корабли отошли южнее,
а к берегу Арабатской Стрелки подошли катера-тральщики «Туапсе»,
«Поти», высадили начальника разведки флотилии с группой разведчиков и артиллерийских корректировщиков.
Выяснили: «Геническ оставлен нашими войсками,
они отступили на косу и с трудом держат оборону».
Определившись с целями, канонерки открыли огонь
главным калибром (130 мм.) по Геническу, по мосту, им ответила немецкая батарея, завязалась артиллерийская дуэль.
Появилась авиация противника.
Три налета на корабли совершили бомбардировщики, нападая, главным образом, на канонерки, и все попусту –
зенитным огнём корабли вынуждали противника держаться высоко,
что позволяло успешно уклоняться от сброшенных бомб.
В общем итоге, действием корабельной артиллерии
северная оконечность Арабатской Стрелки от противника была очищена.
Выполнив свою задачу, флотилия легла на обратный курс,
к Мариуполю, с заходом в район Кирилловка - Степановка, где должна занять оборону 296 дивизия,
имевшая не более 150 штыков и без артиллерии.
Предстояло выяснить её положение и при необходимости
оказать помощь артогнём. В пути корабли отразили ещё несколько воздушных налётов и уже в темноте подошли к
месту назначения, прошли Кирилловку, Степановку.
Радиосвязи с войсками всё не было, а берег не подавал
признаков жизни. Флотилия продолжила свой путь к Мариуполю.
С рассветом 17 сентября, радисты флагманского корабля
приняли приказ штаба Азовской флотилии вернуть канонерку «Рион» к Арабатской Стрелке, «где противник перешел в наступление и
занял поселок Геническая Горка».
«Возвратившись в район, покинутый накануне - пишет
Т.П. Перекрест - мы выяснили, что наши части остаются на прежних позициях. Сведения оказались неточными».
Штурман дивизиона не совсем в курсе.
Насчёт поселка Геническая Горка действительно, преувеличение, но вообще, ситуация к возвращению канонерки успела дважды поменяться.
Тогда, после ухода кораблей, второй батальон, ослабленный
и деморализованный потерями, остался один на один с противником.
Командир полка Киладзе, вернувшись в штаб дивизии,
скрыл от комдива истинное положение дел, доложив Савинову, что на Стрелке всё в порядке.
Немцы же не собирались останавливаться на полпути.
Понимая, какое состояние должно быть у бойцов разбитых рот, они (первая рота мотоциклистов) дождались темноты и совершили нападение
на передовые позиции за Промоиной, перебили или пленили всех, кто там был, захватили и батарею из двух сорокапяток.
В штабе батальона в Генгорке стрельбу услышали;
комбат старший лейтенант Кузнецов собрался и ушёл на позиции, наказав начальнику штаба ждать от него распоряжений.
От штаба батальона до второй линии окопов порядка 7 км,
и комбат только что успел добраться до них, как немцы предприняли атаку и на эти окопы.
В этом бою старший лейтенант погиб, погибли бойцы,
человек десять, остальные, человек сорок, сдались в плен.
По документам соединения «Лейбштандарт АГ», всего на
Арабатской стрелке было захвачено 257 человек пленных из 873 стрелкового полка, в том числе 3 лейтенанта.
Если так, то на Крачином острове и косе за истекшие
сутки погибло около 140 человек из 873 полка, считая бойцов и командиров 4-й и 5-й стрелковых рот, а так же батальонных
минометчиков и артиллеристов, а также полковых сапер. Там и лежат их останки.
Далее, немцы уже беспрепятственно заняли пионерлагерь,
а в предрассветных сумерках сделали попытку прорваться сквозь главную линию обороны и здесь их встретила огнём своих четырех орудий
береговая батарея №127.
Пехотного прикрытия батарея не имела, поэтому часть прислуги
с винтовками залегла перед огневой позицией. Орудия били по наступающим прямой наводкой, противник в свою очередь обстрелял батарею
из минометов и захваченных сорокапяток.
11 краснофлотцев – артиллеристов получили ранения.
Положение было критическое, близкое к тому, что бы
готовить орудия к подрыву, во избежание захвата врагом, но немцы отступили.
Внезапный прорыв им не удался, а штурмовать такую,
на вид, мощную полосу укреплений, с дотом, рвом, проволочными заграждениями, они не стали.
Мейер записал в своём дневнике «Увы, но эта попытка
уже через три километра обречена на провал – забетонированные орудия и долговременные огневые точки представляют непреодолимое
препятствие.
Огонь тяжелых береговых батарей и бомбардировки с
воздуха ночью ведут к потерям».
Действительно, ночью наши самолеты бомбили центр
Геническа, где расположился на ночлег эсэсовский батальон, а его машины, мотоциклы, бронетехника стояли вплотную у
каждого здания, каждого двора. Бомбили наши и в следующую ночь и ещё, четыре ночи подряд.
В то утро, под огнём морской батареи
немцы отступили, оставив разбитые мотоциклы, да своих убитых.
На Крачином острове и по линиям передовых окопов,
лежали наши убитые и вся главная полоса обороны Арабатской Стрелки была пуста от войск, с единственным очагом сопротивления
– береговой батареей.
А в Генгорке, в штабе Второго батальона, сиднем сидел
начальник штаба батальона и всё ждал распоряжений от комбата.
Он не пошевелился и когда загремели орудия, не пытался
выяснить, что происходит на позициях, сидел и держал при себе резервную Шестую роту.
Гул орудий от Генгорки слышали на станции Чонгар,
в штабе 276 дивизии. Савинов обеспокоился, звонит Киладзе, тот уверяет, что у него всё в порядке.
Савинов не верит ему, приказывает немедленно выехать
на Стрелку и лично выяснить положение, Киладзе же, как сказано в приказе по армии: «только в 8.00 17.09 начал выдвижение на Стрелку».
На Арабатской Стрелке, отразив противника, командир
батареи лейтенант В.Н. Ковшов о состоявшемся бое и сложившемся положении радировал своему начальству в Севастополь.
Штаб Черноморского Флота тут же оповестил Москву,
одновременно приказав командованию Азовской флотилии, направить к Генгорке канонерку.
Так «Рион» вновь оказалась у Арабатской Стрелки.
А из Москвы последовал звонок в Симферополь,
командующему 51 – й армией генерал-полковнику Кузнецову: «Что у вас происходит на Арабатской Стрелке?
– Ничего, всё спокойно.
– Как спокойно, немцы в Генгорке!
Вы там… разберитесь…доложите!!!»
Вслед за этим, из Ставки пришла директива №002064:
«Немедленно сообщите:
1. О причинах, конкретных виновниках фактов захвата
15.09 ст. Сальково и прорыва 16.09 на Арабатскую Стрелку мелких частей противника – как пунктов, находящихся в глубине обороны 276 сд.
2. Какие меры приняты в отношении окруженного в
районе Новой Алексеевки 3/876 сп, а также подразделений 873 сп в Геническе?...».
Командарм уже понял, что на объяснения Савинова
полагаться бесполезно. Разобраться и принять меры на Арабатскую Стрелку выехала группа политработников и командиров
штарма и штадива, туда же с утра направился член военного совета 51 армии корпусной комиссар Николаев с находившимся при
нём в эти дни военным корреспондентом газеты «Красная Звезда» К. Симоновым.
На переправе попался им на глаза Киладзе, отправлявший
на Стрелку две роты взамен погибшим.
При этом полковник продолжал лгать, что у него всё в порядке.
Потом проверяющие побывали в штабе батальона, где
всё ещё сидел и ждал распоряжений от комбата начальник штаба. Потом командиры и политработники увидели нелепейшее
наступление от Генгорки 6-й стрелковой роты в направлении своей же береговой батареи и это тоже исходило от перепуганного Киладзе.
В конце концов, командование установило истинное положение
дел на позициях Арабатской Стрелки. Немцы в тот день активности не проявляли, разве что пытались препятствовать движению
на Стрелке пулеметным и минометным огнём из Геническа.
Это не помешало принять необходимые меры по восстановлению
и укреплению обороны.
Посадили в опустевшие было окопы вновь прибывшие роты,
подкрепили пехоту батареей полковых минометов, а на следующий день был переведен на Стрелку весь 873 полк, пополненный из Симферополя
за счёт формируемой там 320 стрелковой дивизии. Расставили войска и на главную линию обороны.
В пехотное прикрытие береговой батареи прибыла
рота матросов из состава экипажа плавбазы «Нева», стоявшей в Керчи.
Командиры теперь следили, что бы в землю зарывались как следует.
Оборона на глазах приобретала тот вид, который
ей полагалось иметь изначально, согласно плану обороны Крыма.
Не ограничиваясь 873 полком, командование 51 армии
приняло меры к общему укреплению всей 276 дивизии.
Всего соединение получило из крымских дивизий народного ополчения, запасного полка и батальона охраны штаба армии 3 тысячи бойцов.
Дивизия была также усилена командными кадрами из других соединений.
Корпусной командир генерал Батов в своих мемуарах заметил,
что тысяча оказалась «лишней», то есть, для восполнения потерь потребовалось «только» две тысячи человек.
Это подтверждает потери дивизии: два стрелковых
батальона плюс две стрелковые роты.
Штабом 51 армии 18 сентября, в порядке реагирования
на директиву Ставки, был издан приказ с разбором действий частей 276 дивизии на Чонгарском и Арабатском направлениях.
Комдив Савинов получил выговор за нетребовательность
и нераспорядительность; командир 873 полка Киладзе за бездеятельность и трусость был отдан под суд, полк получил нового командира
- полковника Ульянова.
876 полк тоже получил нового командира – майора
Павловского из 106 стрелковой дивизии, а вот, участь прежнего комполка, виновника утери двух батальонов в Сальково и Ново-Алексеевке,
неизвестна, сам текст приказа приводится в урезанном цензурой виде.
Многие подробности из того, что произошло в
те несколько дней, стали известны благодаря корреспонденту газеты «Красная Звезда», совсем тогда ещё молодому писателю
К.М. Симонову, сопровождавшему корпусного комиссара Николаева в его поездке по рубежам сухопутной обороны Крыма.
16 сентября Симонов побывал на Чонгарском полуострове
в день неудавшейся попытки 276 сд. отбить Сальково; на следующее утро, вместе с Николаевым переправился на Арабатскую Стрелку,
там с Николаевым и бойцами Шестой роты Симонов прошел от пионерлагеря до Промоины, частью под пулеметным и минометным обстрелом.
Здесь писателя настигла немецкая пуля, но счастливым
случаем обошлось: и пуля была на излёте, и удар её пришелся на обойму с патронами в кармане.
Об этом и многом другом подробно и живо написано в его книгах «Дневники и письма», «Разные дни войны».
О дне 17 сентября, проведенном на Арабатской Стрелке
у Симонова написано: «Мне вспомнились разные дни, проведенные на войне.
За исключением самых первых, этот, пожалуй, был печальнее всех».
Да, мало радости видеть, как только из-за невежества,
нерадивости и трусости командиров всяких рангов, враг не получает должного отпора и гибнут роты, гибнут батальоны,
а повинные в том начальники выгораживают себя нагромождениями лжи.
Симонов приводит два типа комдивов – слабовольного
нерешительного, боящегося начальства как огня, Савинова, у которого дивизия в первой же стычке с противником за пару
часов потеряла два батальона из девяти вместе с артиллерийской батареей, у которого и командиры полков были подстать комдиву
- бездеятельные, трусливые и лживые и другого – командира 106 стрелковой дивизии, занимавшей позиции по южному берегу Сиваша,
волевого, сдержанного и очень жесткого и строгого Первушина, который «как следует подтянул свою дивизию», дравшуюся лучше
всех и выведенную из Крыма в порядке после очень тяжелых боёв и «такая же подтянутость и строгость чувствовалась
у его командиров полков».
В общем, мысль писателя ясна и вызывает понимание,
но как же много должно воды утечь, сколько крови пролиться, что бы первушиными повсеместно заменить савиновых,
да нужно ещё где - то взять столько первушиных.
Самый раз вспомнить о десятках тысяч репрессированных в
1937-38 годах командиров, как нехватало их в тот тяжкий 41 год.
Итак, оставив Арабатскую Стрелку, немцы заняли оборону
по материковому берегу пролива Тонкий, оставив контроль над мостами за собой.
Вечером в Геническ, на смену разведбату,
прибыл 3-й мотопехотный батальон дивизии СС «Лейбштандарт АГ», а батальон Мейера наутро убыл под Акимовку,
передовому рубежу Мелитопольской оборонительной линии.
Там его батальон совместно с разведбатом 22
пехотной дивизии, вёл безуспешные бои на прорыв, а 21 сентября ему приказали вернуться в Каланчак, ближе к Перекопу.
Мотопехотные батальоны ЛАГ тоже не задержались в Сальково
и Геническе, через день они отправились под Мелитополь, а северный берег Сиваша и Геническ заняли подразделения 22 пехотной дивизии.
Того же, 17 сентября, командующему ЮФ Рябышеву позвонил
начальник генерального штаба Шапошников и порадовал, что фронт получит не одну, а две танковые бригады, что
придаваемые фронту дивизии – 4-я и 136-я, полностью укомплектованы, имеют по два артиллерийских полка и по
дивизиону реактивной артиллерии, что для авиационного прикрытия этих войск Ставка выделила 65-ю авиадивизию
с базированием на Бердянск.
Маршал строго предупредил Рябышева, что бы поступавшие
войска были под единой командой, хорошо прикрыты авиацией, не втягивались в бой раньше полного сосредоточения,
или по частям и что такие сильные соединения надлежит использовать только как ударные.
Рябышев согласился да, мы так и думаем – как ударные,
в обороне, но Шапошников поправил – никоим образом не в обороне, только как ударные, потом и в третий раз повторил то же,
подчеркнув, что таково мнение Верховного.
Но, до подхода и сосредоточения новых дивизий и танковых
бригад, «товарищ Сталин категорически требует, что бы дивизии Смирнова (18 А) и Харитонова (9 А) упорно дрались».
Так и не сказал маршал конкретно, для чего фронт
получил две сверхвооруженные дивизии, оставив командующего в недоумении.
Расстановка сил противника на 17 сентября в
Северной Таврии была следующая:
Немецкая 11-я армия имела против Перекопа 46 и 73
пехотные дивизии (54 армейский корпус).
На Мелитопольском направлении – дивизия СС Лейбштандарт АГ,
пехотные дивизии 22 и 72 (30 армейский корпус); 170 пехотная, 1 и 4 горно- пехотные дивизии (49 горный корпус), из них
непосредственно в боях участвовали 170 и 72 пд, передовые части ЛАГ и 22 пд.
На правобережье Днепра находилась в готовности включиться
в военные действия 3 румынская армия в составе румынского горного корпуса (1, 2 и 4 горные бригады) и румынского кавалерийского корпуса
(5, 6 и 8 кавалерийские бригады).
В тот день в командование 11 немецкой армией вступил
генерал- полковник Манштейн, один из энергичнейших генералов вермахта, его назначение предвещало начало большого
наступления противника на южном направлении.
Уже с утра генерал наблюдал за разведкой боем
передового опорного пункта Перекопских позиций «Червоный Чабан».
После налета пикирующих бомбардировщиков и
артиллерийской подготовки, две усиленные роты атаковали его с фронта и одна рота попыталась пройти вдоль берега залива.
Атаки были отбиты при активной поддержке артиллерии,
однако они показали, что немцы выявили и стараются использовать главные слабости расположения позиций - открытость
наблюдению и артобстрелу левого фланга обороны с западного берега Перекопского залива, а так же подверженность
перекрестному артобстрелу пункта «Червоный Чабан», вследствии его выдвинутости.
На Мелитопольском направлении части 9 армии днем 17
сентября вели бои с передовыми отрядами противника, продолжая отход на рубеж, проходящий по руслу реки Большой Утлюг,
населенные пункты Базилеевка, Екатериновка, Терново. Удержаться, однако, на этом рубеже тоже не удалось.
К 16.00 противник овладел Екатериновкой, Анновкой,
Терново.
296 стрелковая дивизия расположилась по берегу моря
и восточному берегу лимана Молочный, имея штаб в Приазовское (Покровка). Начал поступать новый личный состав. Без оружия.
Начальник. арт. снабжения дивизии майор Мощеев
который уже раз принялся перетряхивать дивизионные тылы: заставил медсанбат сдать 107 винтовок, оставив им только три,
изъял у автороты 103 винтовки, оставив им 11, обезоружил полевой автохлебозавод на 73 винтовки, даже управление
дивизии заставил отдать 68 стволов из 162.
Три с половиной сотни винтовок майор наскрёб,
но обезоруженные тыловики теперь были беззащитны, в случаях выхода на них даже самых мелких групп противника.
Днём 17.9 в штабе Рыжова приняли шифротелеграмму:
Командиру 296 сд КОМАНДАРМ приказал:
1. Организовать крепкую оборону Косы отделяющей
оз. Молочное от моря, на участке Кирилловка, Чумацкий. 2. Для обороны и сторожевой службы по вост. берегу оз. Молочное, косы создать мотоконный отряд усиленный автоматическим оружием и взводом артиллерии. 3. Косу надёжно заградить противопехотным препятствием. 4. На усиление отряда 296 сд придаются кавэскадрон и взвод артиллерии от 74 сд. 5. Оборону и сторожевое охранение выставить в ночь на 18.9.41. Систему охранения проверить лично. Исполнение донести. 18.9.41г. ИВАНОВ
Приказ был незамедлительно исполнен, дивизия
выдвинула мотоконный отряд с артиллерией для прикрытия косы юго-западнее Степановка.
Саперы принялись устраивать проволочные и минные заграждения.
День 18 сентября на фронте 9-й армии мало отличался
от предыдущего и прошел в отражении атак противника.
296 сд. продолжая находиться за Лиманом Молочный;
двумя полками к 24.00 сосредоточилась в Мордвиновка, один стрелковый полк в Александровка, один батальон на берегу моря,
3 км.юго-западнее Степановка.
Боевое охранение было выставлено на рубеже Константиновка,
Гирсовка до морского побережья. (для обеспечения левого фланга армии по восточному берегу оз. Молочное.)
В течение дня 19 и в ночь на 20 сентября
продолжались упорные бои с противником по всему Мелитопольскому участку фронта.
К утру 20 сентября 18-я армия занимала рубеж село Балки,
свх Веселый; 9-я армия - свх. Веселый, свх ЕГЕНГОФ. МАЯК, НВ.НИКОЛАЕВКА, ДАНИЛОИВАНОВКА, НВ.АЛЕКСАНДРОВКА.
Дальше отходить было уже некуда.
Это был главный рубеж Мелитопольской обороны,
основу которого составлял 80 – километровый противотанковый ров, протянувшийся от селения Балки на днепровских плавнях,
мимо села Тимошевка, до лимана Молочный.
Мелитополь располагался за рвом всего-навсего в
12 километрах.
Впереди рва шли ряды проволочных заграждений
и минные поля, за рвом для пехоты были подготовлены стрелковые окопы, дзоты, минометные ячейки и пр.
Сократившаяся линии фронта позволяла увеличить плотность войск в обороне.
С окончанием тяжелого отхода армий и занятием подготовленного рубежа, вполне сложились предпосылки успешной обороны.
Улучшилось настроение в войсках.
Силы 9 армии возросли за счёт войск Мелитопольского
боевого участка, а это 218 сд. и три запасных полка, все бойцы которых, наконец получили винтовки, плюс
новоприбывшие танковый батальон 8-й танковой дивизии и 4-я противотанковая бригада.
Прибыла в армию рота бронебойщиков с противотанковыми
ружьями, выпуск которых промышленность только налаживала.
На станциях разгружались эшелоны, с прибывающими
в распоряжение ЮФ двумя ударными дивизиями. От Мелитополя до полустанка Тащенак курсировал бронепоезд.
296 стрелковая дивизия продолжала пополняться,
главным образом за счёт тылов 9-й Армии и довела боевой состав до 1900 штыков, правда, при очень и очень скудном вооружении.
На всю дивизию насчитывалось 10 станковых пулеметов,
т.е. один «Максим» на стрелковый батальон, правда и батальон по числу штыков не превосходил стрелковую роту.
Ручных пулеметов в дивизия было 67 единиц, а это значит,
минимум полтора десятка стрелковых взводов не имели даже «ручников».
Хуже чем в гражданскую войну. На всю дивизию 9
ротных минометов, т.е. один ротный миномёт на батальон.
Вообще-то батальону положено иметь батальонные минометы,
но из таковых, был один на всю дивизию и что хочешь, то с ним и делай. В таком составе и с таким вооружением соединение Рыжова
20 сентября заняла рубеж обороны по восточному берегу лимана Молочный, одновременно прикрывая косу со стороны
Кириловки, а постами сторожевой службы, взаимодействуя с Азовской военной флотилией, охраняла побережье Азовского моря
от возможных десантов противника на участке Степановка - Троицкое.
Боевого соприкосновения с противником пока не было.
Тот всё внимание уделял непосредственным подступам к Мелитополю и лишь через пару дней, была замечена офицерская
разведка Молочного лимана, с обследованием берегов и опросом местных жителей.
В ночь с 19 на 20.9 командующему ЮФ Рябышеву
позвонил Верховный. Выслушав текущую информацию, Сталин спросил у кого теперь Геническ и Ново-Алексеевка.
Затем поинтересовался, нет ли планов о занятии
Геническа и станции Ново-Алексеевка, что бы открыть связь с крымской армией.
У Рябышева уже первый вопрос должен был вызвать
замешательство: не мог он отслеживать обстановку в пунктах, находящихся в 80 – 90 километрах от
своего фронта и находящихся в зоне ответственности Отдельной 51 армии,
да к тому же в Ставке лучше знали, у кого теперь Геническ и Ново-Алексеевка.
Рискуя попасть впросак, комфронта кое-как ответил.
Вопрос насчёт планов был не легче, откуда бы им взяться, если не успели даже как следует закрепиться после затяжного отступления,
но Рябышев ответил: «План наметили, который доложен сегодня ночью шифровкой».
Не было у него никакого плана; просто нервы не
выдержали у человека. Боюсь, что мы, сегодняшние, даже в малой степени не сможем представить ту крайнюю степень
душевного напряжения, в которой пребывали высшие командиры, ответственные за положение на фронте.
Нужно учесть и обстановку в Вооруженных Силах страны,
воцарившуюся вследствие репрессий командного состава армии 1937–1938 годов.
Константин Симонов считал, что именно эта
обстановка леденящего, сковывавшего людей страха, нравственный удар,
который нанесли репрессии уцелевшим, — все это предопределило разгром наших армий в сорок первом,
после которого они оправились с огромным трудом, ценой величайших жертв.
С Рябышевым это ещё относительно лёгкий случай.
Неделю тому, нервный срыв, случившийся с командующим Юго-Западным фронтом генерал- полковником Кирпоносом в разговоре с Верховным,
привёл к катастрофическим последствиям.
Ситуация на его фронте была тяжелейшая:
в ходе сражении за Киев две танковые группы и две полевые армии противника прорвались на флангах, вышли на тылы и
не было ни сил ни средств остановить их.
Иного не было, кроме как эвакуировать
Киев да успеть вывести войска из смыкавшегося кольца, на что Кирпонос через Буденного испрашивал разрешения и
Семен Михайлович поддержал его перед Ставкой.
Но позвонил Кирпоносу Верховный и генерал под
его нажимом от своей просьбы открестился, мол, отступать и в мыслях не было.
Сталин, естественно, был доволен, полагая,
что пресек генеральское малодушие, отступление запретил; Семена Михайловича, оказавшегося в
крайне неловком положении, с должности главкома сместил.
Между тем, противник продолжал смыкать танковые клещи.
Начальник штаба ЮЗФ, генерал Тупиков 14 сентября уже от себя лично дал телеграмму в Генштаб, завершив её словами:
«… Начало понятной вам катастрофы – дело пары дней».
Тупикова в Москве обвинили в паникерстве,
а на следующий день немецкие танковые группы действительно замкнули кольцо окружения, в котором оказались полностью
5, 21, 26, 37 армии и часть сил 38 армии, всего свыше шестисот тысяч человек.
Ставка же тянула ещё два дня, усугубляя положение,
и только в ночь на 18 сентября позволила оставить Киев, но было поздно.
Однако же, вернемся к разговору Рябышева с Верховным.
После разговора позвонил Маленков - а когда это Вы план
относительно Крыма докладывали?
Комфронта выпутывался: «Я говорил, что план будет
доложен сегодня ночью, но это принципиальное решение».
К утру штаб фронта представил в генштаб
не план и не принципиальное решение, а директиву ЮФ № 00146/оп, одновременно разослав её для исполнения в боевые части.
Это было не совсем то, о чём спрашивал Верховный.
В директиве Рябышева ясно проступают контуры большого наступления с перспективой выхода к Днепру у Каховки.
Главный удар запланирован на правом фланге
Мелитопольского фронта вдоль Днепровских плавней силами 18 армии, которой должны быть переданы обе ударные дивизии и
танковые бригады.
9 армии предстояло наносить
вспомогательный удар южнее.
По срокам операцию предусматривалось проводить в три этапа.
I этап – подготовительный (накопление средств,
сосредоточение войск), в срок 18-22 сентября.
II этап - переход в наступление с рубежа Б.Белозерка,
Нв.Ивановка, Мелитополь, назначался на 23 сентября, с выходом к 27.09 войск на линию В.Рогачик, Покровка, Демьяновка, Анновка.
18 армии, в составе пяти стрелковых дивизий
(164, 130, 96, 4, 136 сд), двух танковых бригад (2 и 15 тбр), противотанковой бригады (4 птбр) и
отдельного артиллерийского полка (530 ап), предстояло наступать в общем направлении Тимошевка, Покровка, Дмитриевка и 27.9
выйти на фронт Верх. Рогачик, Покровка.
Наступление армии должны были поддерживать четыре
корпусных артиллерийских полка (266, 394, 268, 437 кап), полк реактивных минометов (шесть дивизионов РС) и девять полков авиации.
Намечалось продвижение в ходе наступления до 50 км.
9 армия, в составе пяти стрелковых дивизий
(30, 176, 150, 218, 296 сд), танкового батальона от 8-й танковой дивизии и отдельного артиллерийского полка ( 521 ап),
должна была наступать в общем направлении Елизаветовка, Н. Серогозы, способствовать наступлению 18 армии и
27.9 выйти на фронт Демьяновка, Анновка.
Наступление армии должны были поддерживать
один корпусной артиллерийский полк и три полка авиации.
Здесь: тбр-танковая бригада, птбр – противотанковая бригада,
тб 8 тд – танковый батальон 8-й танковой дивизии, сд- стрелковая дивизия, ап – артиллерийский полк,
кап – корпусной артиллерийский полк, дивизионы РС – «катюши».
III этап - «Развитие наступления общем
направлении Дмитриевка, окружение и уничтожение Мелитопольской группировки противника с захватом переправ через
р. Днепр у Берислав и Северные Каиры», срок выполнения с 28.09 по 04.10.
Как видим, задумано гораздо шире,
чем восстановление связи с Крымом.
Рябышев исходил из того, что Южный фронт
мог сосредоточить на Каховском направлении столько войск, танков и авиации сколько ещё не приходилось
использовать на одном направлении, учитывая и «сюрприз» для немца - дивизионы гвардейских минометов.
Он просил Ставку дополнительно дать фронту в
резерв ещё одну стрелковую дивизию, привлечь к участию в операции 51 (Крымскую) армию, с целью нанесения удара одной
- двумя стрелковыми дивизиями в направлении Перекоп, Каховка; привлечь авиацию 51 армии и Черноморского флота;
для пополнения авиачастей фронта выделить 30 истребителей и 45 фронтовых бомбардировщиков.
Видимо, надеялся, что для наступления отказа
ни в чём не будет.
Гарантировал ли успех скороспелый план Рябышева ?
В штабе ЮФ полной информацией о противнике тогда не располагали, а сегодня известно, что в Северной Таврии одних только
немецких имелось 6 пехотных дивизий, 2 горно-пехотные и моторизованная дивизия, да румынских 3 горные и 3 кавалерийские бригады.
В пересчёте на дивизии, получим, что противник имел
13 против наших 10. Уже соотношение не в нашу пользу.
А если учесть, что осенью 41 года немецкая пехотная
дивизия по силе была равна или даже несколько выше двух дивизий Красной армии (Гальдер) и принять во внимание способность
противника быстро наращивать мощь на решающих участках, то реальная перспектива замышляемого Рябышевым наступления
провальна без вариантов.
К счастью, наступление не состоялось.
В следующую ночь пришла телеграмма от Шапошникова: «Директиву Военного совета фронта 00146/оп без разрешения Ставки Верховного
Главнокомандования в действие не проводить».
Ставку, видимо, больше устроила бы ограниченная
операция по очистке линии ж/д от противника, с последующим занятием обороны по её прикрытию, т.е, что было в директиве
от 15 сентября, но амбициозный план Рябышева на фоне сложившейся ситуации с крахом Юго-Западного фронта и
в ожидании нового немецкого наступления на Москву был мало уместен.
Однако, что должен был делать Рябышев, которому наотрез
не отказали, но и не объяснили? У него на фронте самый благоприятный для наступления момент.
Противник только вышел на передовые позиции, не успел
организовать оборону, не подтянул тылы, не собрался, в то время, как войска 9 и 18 армий, пополненные, усиленные,
изготовившиеся, напоминали сжатую пружину.
В такой ситуации каждый день промедления наруку
только противнику. И потом, стоит оттянуть операцию на день – два, как тут же у фронта начнут изымать части,
одну за другой, дело известное.
Уже через 10 минут, по приходу телеграммы от Шапошникова,
комфронта отослал в Генштаб боевое донесение, в котором настаивал, приводил дополнительные аргументы, доказывал необходимость
использования текущего момента, апеллировал к Сталину.
Окончание. Четвертая часть
